Время идёт, а часы стоят на месте

Богушева баба (так для понятности называли папину маму), едва взглянув на новорожденную, скривилась: «Не наша порода». А отвечая на расспросы знакомых, говорила, что имя какое-то непонятное дали, Розетка, что ли. Маме нравилось имя Лариса, откуда-то знала, что по-гречески оно означает «Чайка». На Розетку не обижалась, смеялась и не понимала, как можно не запомнить такое простое и красивое слово. Позже бабушка полюбила нас с сестрой больше, чем других внуков. Она была добродушна и в чём-то наивна, что давало повод подтрунивать над ней. Телевизор не смотрела и не понимала, что происходит на экране. Помню, однажды  она уставилась в чёрный ящик во время трансляции балета, потом прикрыла рот ладошкой и выдала: «Срам-то какой!» Выражение вошло в обиход. Когда баба как-то возила нас в отпуск и мы оказались проездом в Москве, купила мороженое в вафельных стаканчиках. Тогда это было в диковинку, и мы уверяли её, что стаканчик не обёртка, съедобно всё, но она не захотела нам поверить.

Мы жили с родителями, Богушевой бабой, а когда переехали в Набережные Челны – ещё и с любимицей кошкой Пушинкой. Начиналось строительство КамАЗа, что давало перспективы хорошего заработка. Отец уловил настроения в комсомольско-ударном обществе и устроился на строящийся мегакомбинат водителем.

В детстве я всегда ждала чуда. И папа был лучшим волшебником в мире. Он никогда не возвращался с пустыми руками: нам, детям, всегда приносил подарок от таинственной лисички: конфетку, печеньку, яблоко, а когда у лисички заканчивались сладости – хлеб с кусочком сала, очень похожим на то, что мама собирала отцу в тормозок. Из командировок привозил царские гостинцы! Так у меня появился набор цветных карандашей «Золотая рыбка» в красивой упаковке. И цветов там было не счесть, всех оттенков, даже белый карандаш, который я увидела впервые.

Папа разрешал буквально ползать по нему, плести из его смоляных и вьющихся волос косички, играл с нами в жмурки и прятки, баловал. Он был человеком широкой натуры, могучим, к нему тянулись люди, с начальством разговаривал как с равным себе, был избран депутатом городского совета. У нас часто собирались гости, и среди них много детей. Было шумно и весело: нас катали на санках, с нами играли, мы ставили спектакли и концерты для взрослых и были центром Вселенной.

В день, когда я пошла в школу, отец принёс торт, таких тортов сроду никто не видел – изящная корзина с ручкой и разными цветами из крема. Отцу она досталась после встречи какой-то важной делегации: он просто попросил, и ему дали. Ему шли навстречу, он обладал неимоверным обаянием. У нас дома ящиками хранились яблоки, мёд флягами, постоянно пополнялись запасы сушёной и вяленой рыбы.

Мне хотелось быть мальчиком, чтобы не расстраивать папу, мечтавшего о наследнике. Мама не разрешала стричь волосы, но я умело их прятала под пилотку. С удовольствием носила шортики, рубашки и брючки. Любила играть в войну и быть красным командиром. Отчаянно дралась с мальчишками на улице и с бьющимся от волнения сердцем (ждать ли нагоняя?) подслушивала разговоры, когда их родители приходили к нам в дом жаловаться. А ещё я мечтала о военной форме. Потому что красный командир должен быть настоящим.

И однажды чудо случилось: проснувшись, засунула руку под подушку, а тааам!... золотистые пуговицы с большой звездой посередине, звёздочки на погонах, кокарда, настоящий солдатский ремень и прочая амуниция. Лисичка угадала моё самое заветное желание!

Потом чудеса случались всё реже.

Мне не везло так, как сестре Светке. Она часто болела и даже лежала в больнице. Тогда её любили больше, жалели, носили к постели вкуснятины. Я самоотверженно обливалась холодной водой, выбегала босиком в одних трусиках во двор и обтиралась снегом. Тогда о методе Порфирия Иванова не ведали, но я его случайно опробовала на себе, и никакая зараза меня уже не брала.

В детстве я много чего ждала: когда придёт мама с работы, дня рождения, подарков, посылок от бабушек (была ещё одна – мамину маму мы звали Юриной, так как её любимцем был наш двоюродный брат и жила она на Украине). Но время было тягучее, тянулось очень медленно. В канун Нового года томилась в ожидании сказки, однако Дед Мороз и Снегурочка всегда приходили, когда я уже спала. И игрушки оживать не хотели, как бы я ни притворялась спящей.

Светка была школьницей, и я ей завидовала. Потому что у неё была особенная жизнь, которую даже не возможно себе представить. Но мама всё не отдавала меня в школу. И наконец свершилось! Мы с папой первого сентября идём на линейку. Как это на линейку? Она, наверное, очень большая. А из чего сделана, какого цвета? Всё это непременно надо узнать! Но узнала самый большой обман взрослых. Никакой линейки не было, как, впрочем, никаких клоунов, сказочных героев и волшебства. Нас выстроили во дворе школы, и какие-то чужие дяди и тёти долго говорили что-то непонятное, далёкое и скучное. Заканчивали одни, начинали другие. И никак не могли наговориться. (Второй раз этот же фокус со мной проделали в пионерском лагере, только к подобной нудности добавились ещё и комары, которые как раз на вечернем открытии смены искусали голые ноги, выйти же из строя было нельзя). А тогда я просто опешила: надвигался мир непонятных условностей. Я тут же расхотела учиться. И покрепче вцепилась в руку отца, но когда нам сказали, что пора идти в класс, рука отца разжалась. От глубокого разочарования у меня навернулись слёзы на глаза. В садик я не ходила, мы прекрасно ладили с Богушевой бабой, потому детский коллектив, новый для меня, показался совершенно враждебным. Это был мир не похожих на меня человеков. Я училась подражать им, и у меня это не получалось. Я до сих пор не понимаю, как в дневнике появлялись хорошие отметки, как у некоторых учителей даже была любимицей. Признаюсь, у меня позднее зажигание, и открытия делала, когда уже все их давно сделали, повзрослели, переболели Эдуардом Асадовым, передружились с мальчиками и даже начали создавать семьи. Только в студенческие годы я познакомилась с детскими книжками Николая Носова, открыла Карлсона, который живёт на крыше совсем не так, как в мультфильме, а как задумала Астрид Линдгрен. Прочитав уже в совсем зрелом возрасте повесть Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом», поняла, что не только я умела довести маму до истерики, выполняя домашнее задание.

Мама вскоре оставила затею делать вместе уроки, потому что почувствовала:  меня нельзя ничему научить. Зато мы прекрасно с ней делали то, чего ей так не хватало в её военном детстве. Единственная игрушка, которая выпала на её долю, была раритетная пустая консервная банка, которую она отыскала в лесу, когда немцы ушли из их украинской деревни. Таких в Союзе не делали. Мама прятала от меня подарки на день рождения, я их находила заранее и не признавалась в своих проступках. Особенно запомнилась картонная кукла с магнитом, которую можно было переодевать в бумажные наряды народов Советского Союза. По ним мы изучали республики, мама тут же экзаменовала на знание их столиц. Потом мы вырезали картинки с конвертов и клеили их в альбомы по темам. Так я узнавала о бабочках и цветках, занесённых в Красную книгу, городах-героях и много ещё о чём. Позже увлеклись геологией. Сделали алебастровую горку и напичкали её разными породами и минералами. Мы с сестрой знали их твёрдость по шкале Мооса и отовсюду, где только бывали, тащили в оставшийся от бабушки сундук булыжники. В конце концов Светлана стала геологом. Я тоже недалеко от неё ушла, избрав журналистику.

Счастливый период детства закончился, когда уехала в Гай Богушева баба, следом пропала наша Пушинка, умная как человек. А потом внезапно умер папа. Мне было восемь лет.

Печальные события ещё больше отдалили меня от других людей. Терять любимых оказалось страшно и больно. Претили жалость и слово «сироты». И я долго не понимала, как у других детей оставались живыми отцы.

Почему-то мне сложно было принять на веру элементарные вещи: теорему Пифагора и утверждение учительницы о том, что правильно, а что нет. Особенно удручали учебники по начальной истории: кто может наверняка знать о том, что было до нашей эры? И насколько авторитетна сама школа, если не может объяснить, когда появилось время? Зачем нужны логарифмические функции, какой мне от них будет прок? Большая часть моей школьной жизни прошла во дворе. Там действовали другие законы. Не всегда простые, но главное, применимые в жизни. И уроки там преподавались всегда доходчиво.

Возвращаться в детство совсем не хочется. Потому что оно всё равно закончится, и снова придётся взрослеть. А это сложно. Лучше я буду мечтать об отдыхе на пенсии. Может, чудеса запрятаны там?