Меню
6+

«Новости Приобья». Общественно-политическая газета Нижневартовского района

06.05.2021 11:55 Четверг
Категория:
Если Вы заметили ошибку в тексте, выделите необходимый фрагмент и нажмите Ctrl Enter. Заранее благодарны!
Выпуск 47-48 от 06.05.2021 г.

Я помню, отец, тепло твоих рук...

Автор: Софья ЯРЫГИНА.

Рассказы мамы о детских пальтишках, по карманам которых были рассованы банки со сгущёнкой, целая улица срубленных домов и даже одна библиотека – у каждого осталась своя память об отцах-фронтовиках.

Дважды призван, дважды похоронен. Но живой

Кому-то из детей, как Анатолию Сармаеву из Зайцевой Речки, повезло: солдат дожил до Победы, вернулся домой, стал восстанавливать запущенное хозяйство – своё и вдобавок колхозное, ведь война проредила мужчин, а из тех, кого оставила, немногих отпустила без кровавой дани. Отца Анатолия Николаевича она дважды хоронила (только сама мать знает, чего ей стоили эти похоронки и мысль: «Как поднимать одной четырёх детей?») и дважды же призывала. Воевать наш земляк ушёл в августе 1941 года. Служил командиром отделения разведки в 364 стрелковой дивизии на Северо-Западном фронте. Весной 1942-го после боёв под селом Великое родным Николая Сергеевича отправили первую похоронку. Едва семья воспрянула духом от письма – «Я жив!», – как вскоре пришла вторая. Солдата тяжело ранило. Но всё же не до смерти – война, взяв своё, неохотно отпустила человека. Это был 1943 год.

В родной деревне (она пропала с карты Ларьякского района в советские времена) мужчину сразу назначили председателем колхоза. Чуть позже, когда с фронта демобилизовался следующий, кому можно было передать хозяйство, его направили в Вампугол – здесь положение с мужчинами было ещё бедственнее. Фронту же требовались хлеб и мясо, которые давал колхоз.

До весны 1945 года Николай Сергеевич руководил вампугольскими женщинами и подростками: работал с ними на пашне, помогал на скотном дворе, принимал улов рыбоартелей. Приходил домой затемно, когда дети уже спали. Они его в те годы почти и не видели: знали, что отец – председатель, и понимали, сколько у него забот. Да и не до того было, своих дел хватало. На них лежал уход за огородом, который сажала мать, чтобы прокормить семью.

Тыловая жизнь в военное время словно слепо катилась по накатанной: день за днём, шаг за шагом, по длинному пути в оцепенении души к тому единственному моменту, когда можно будет, наконец, выдохнуть. И всё же для семей, где отцы вернулись с фронта, в ней была определённость – всё страшное уже минуло. Этот хрупкий мираж развеяла повестка. В апреле 1945-го село отправило на войну двух своих оставшихся мужчин.

– Они успели доехать до Омска. Там услышали весть о Победе и получили приказ о демобилизации, – вспоминает Анатолий Николаевич.

Он скупо говорит об отце. На его памяти тот много и тяжело работал: сначала председателем, потом бригадиром. Возиться с детьми было некогда. Разве что отдал им свои боевые награды, которые те беспечно растеряли.

Рубленая история Ларьяка

«Труженик», – единодушно говорят о бывших фронтовиках их дети. «Трудяга», – подводит черту Владимир Полков из Чехломея. «А как иначе, – удивляется он, – тогда все так жили».

– Папа начал работать рано, ещё подростком. И на войну в 1941-м ушёл 16-леткой, приписав себе два года. В это поверили – он выглядел на все двадцать. Рассказывал: в Ларьяке посадили всех на баржу, она была с колёсами – «лаптёжник», шлёпала лопастями по воде, – и утащили в Нижневартовск. Оттуда увезли в Сургут. Солдат там учили специальности, потом отправляли на фронт. Папу, как охотника, взяли разведчиком и корректировщиком огня в полк гаубичной крупнокалиберной артиллерии. Он подходил для этого – мог ориентироваться в лесу, скрытно по нему передвигаться, – говорит Владимир Леонидович.

Эти навыки помогли избежать смерти. Но не ранений. Их было два: одно лёгкое, другое тяжёлое. Последнее настигло под конец войны, всего в 60 километрах от Берлина. Госпиталь и реабилитация, во время которой солдат дослуживал, заняли целых два года. Леонид вернулся домой только в 1947 году.

– Я слышал, что после войны он работал в Корликах, строил там для охотников избушки. Был пекарем. Словом, куда пошлют, там и работал. Когда я был ребёнком (Владимир Полков родился в 1953 году. – Прим. ред.), помню, он доставлял почту – развозил её на санях, на катерах в Корлики, Сосновый бор. В конце 70-х, когда почту в основном стали отправлять на вертолётах, устроился в строительную бригаду к своему брату Геннадию. Она была известна по всему Ларьяку – самая хорошая бригада строителей. Там работали одни местные ребята, все добросовестные, старательные люди.

Почти весь Ларьяк был поднят этой бригадой в те годы. Старый сельсовет, множество домов на улице Осипенко – это всё их работа. Они построили очень много. И ведь, если специально не сломали, всё стоит до сих пор. Сельсовет переехал в новое здание, а на его место – библиотека. Стоит и, можно сказать, даже ремонта не просит. Чуть-чуть подновить, и ещё полвека выдержит, – с гордостью делится Владимир Леонидович.

В наследство сыну Леонид Иванович оставил не только библиотеку и целую улицу, которые помнят тепло его рук, но и ворох фронтовых былей.

– Он рассказывал, как попадал в плен, как их мальчик спас. Это было на нашей территории. Трое разведчиков – папа со своим другом Чёрным (он так его называл) и раненым командиром – выходили из окружения. Их догнали и схватили немцы, заперли в сарае. Ночью деревенский мальчик открыл его и помог им уйти. Он рисковал, конечно, но обошлось. Много лет спустя – я помню это – тот мальчик уже взрослым по радио искал отца и его товарищей. Была такая передача Агнии Барто «Найти человека». Мы не нашлись, но хоть услышали, что спаситель жив, – вспоминает Владимир Полков.

Все его слова об отце пронизаны гордостью и уважением.

– Какой он был? Вы хотите узнать, добрый или наказывал меня? – растерянно переспрашивает Владимир Леонидович. – Если по правде сказать, – трудяга. Он постоянно работал. Рабочий человек, как и его брат, дядя Гена, как и вся родня. Они всю жизнь работали. И на пенсии тоже трудились, пока могли.

Мог Леонид Иванович почти до 70 лет. Он умер в 71 – дали знать о себе ранения и тяжёлые контузии. Фотография фронтовика размещена на баннере, закреплённом у входа в ДК деревни Чехломей, где сегодня живёт его сын.

С заботой о дочках

Я специально упомянула про фотографию, потому что мало у кого они сохранились. Время безжалостно к своим свидетельствам и очевидцам.

У Аполинарии Тюкаевой (в девичестве Сороминой) из Чехломея оно не только стёрло из слабенькой детской памяти образ отца, но и куда-то затеряло единственный его снимок. Девочка родилась в 1940 году. Когда Николая Александровича призвали на фронт, она была совсем малышкой.

– Мы жили в Былино. Я сама не помню, но подруга Нина, дочь председателя колхоза Якова Ивановича Соромина (она старше меня на три года), видела, как папу забирали. Это был второй набор. Первым, сразу в начале войны, мобилизовали всех мужчин призывного возраста. Папа хоть и подходил, но его почему-то не взяли. Может, из-за маленьких детей – мне едва исполнился год, сестре Клаве было четыре. Забрали позднее, когда приехали за остальными. Оставили в селе только Соромина. Он рассказывал: они все ехали на лодках, на обласах, провожали их из Былино до Большетархово. Мама Нины на прощанье просила папу: мол, не забывай, что у тебя детки-то совсем маленькие, смотри там, остерегайся, чтобы тебя не убили. А папа ей: я буду их, как белок, стрелять – в глаз! Он охотником был, – рассказывает Аполинария Николаевна.

Душа о дочках у солдата, конечно, болела. С подвернувшейся оказией он отправил домой посылку. В ней – два больших, на вырост, шерстяных мальчиковых пальто. В карманы каждого отец вложил по банке со сгущёнкой. Это был последний его привет с фронта. Войну Николай Александрович не пережил. Где и когда он погиб, родные не знают. Семье, единственной в Былино, не досталось ни похоронки, ни извещения о пропавшем без вести. Так и остался в памяти односельчан солдатом, ступившим однажды на баржу, но не вернувшимся с ней, как другие.

Тот сладкий подарок девочка не запомнила. Может, открыли сразу, а может, мама припрятала несколько банок, чтобы растянуть лакомство, подольше баловать им дочерей. Зато пальто помнит отлично.

– Мы в них долго ходили. Одно пальтишко износилось. Думаю, моё – я была шустрая, подвижнее, чем сестра. А второе сохранилось. Перешло потом по очереди к моему брату Валерию, который родился в 1952 году. Мама жила тогда в Мегионе со вторым мужем. Мне было 19, я ехала учиться в Ленинградский пединститут. Отправлялась на теплоходе из Мегиона. Помню, иду к пристани, а навстречу мама с Валерой. Он в этом пальтишке. Оно всё уже было старое, в заплатках, но клетка красная узнавалась, – говорит Аполинария Николаевна.

Очень бедно жилось семье без кормильца. Мама до изнурения работала в колхозе, тоже держала огород и скотину. Выйдя замуж, всё-таки постаралась обеспечить дочерей. Она продала дом, коров, а деньги оставила в сельсовете – для девочек.

– Сказала: передайте это моим детям, напополам. Люди были хорошие, все беспокоились за неё, согласились выполнить просьбу. Я тогда училась в Ларьяке, а сестра жила в Большетархово. Когда приехала в село, мне выдали мою долю. Я её отдала Клаве да поехала в Ленинград, – вспоминает женщина.

Голос у Аполинарии Тюкаевой неожиданно звонкий. Не зная, и не догадаешься, что его обладательнице больше 80 лет. А уж хохотушка! Среди чехломеевских сверстниц – одна из заводил. «Может, в отца пошла характером. Он тоже, говорят, весёлым был», – предполагает она.

Вот так – кому искринкой в характере, кому благодарностью от односельчан за добротные жилища, кому огромным сочувствием и признательностью за мирную жизнь, купленную страшной ценой – фронтовики, воины-освободители и оставили детям наследство. Наследие для всех нас.

Добавить комментарий

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи. Комментарий появится после проверки администратором сайта.

14