Не верь, любимая! Я жив!

– Я помню дедушку душой компании, – прижимая к груди своё сокровище, рассказывает Татьяна Николаевна. – У него был идеальный музыкальный слух и удивительной красоты голос. В их доме песни звучали всегда: пел сам, раскладывал композиции на два, а то и на три голоса. Когда душа радовалась, когда от избытка эмоций не то что слов, дыхания не хватало, – он пел!

Их история с бабушкой могла бы лечь в основу сюжета художественного произведения, по ней вполне могли бы снять кассовый фильм о чуде спасения и великой силе любви. Но эти два человека просто жили, подтверждая миф о половинках, разделённых богами. Две части одного целого, две родственные души, нашедшие друг друга. Их не смогли рассорить между собой люди. Не сумела разлучить война. Забрать их друг у друга в какой-то момент не решилась даже сама смерть.

Украденное детство

Родители Григория были уроженцами деревни Малая Лысова Гилёво-Липовской волости Тюменского уезда Тобольской губернии. Отец Тимофей Гаврилович погиб в Гражданскую войну. Мать Хионью Евлампьевну как жену красного командира закололи штыками белогвардейцы. Их восьмерых детей тогда отправили в детский дом в Тюмень.

Из воспоминаний Григория Пуртова: «В детдоме обнаружил у себя хороший голос, способности рисовать и лепить из глины. Заметили это и воспитатели, которые выделили для меня пианино и учителя пения, а воспитательница Посохова А.Д. занималась со мной по скульптуре и рисованию».

Таланты мальчишки отмечали частенько. Ни один праздник не обходился без плакатов и лозунгов, созданных рукой Григория. К примеру, его рисунки на выставке весной 1924 года были признаны одними из лучших.

«Всё получалось, но материальная неустроенность и отсутствие вблизи родственников, от которых я мог бы получить материальную и моральную поддержку, лишили меня возможности освоить это искусство. Но тем не менее в жизни это пригодилось».

Тяга к знаниям помогла Григорию поступить в школу крестьянской молодёжи, где он проучился семь положенных лет.

«Учащихся в этой школе было человек около ста. Преподавательский состав – 5 человек, в том числе директор. Питались мы в столовой бесплатно. Жили в общежитиях, разделённых на мальчиков и девочек. При школе имелись три лошади, и сельсовет обещал весной выделить землю, т.к. при школе летом должен быть опытный участок.

В учёбе преуспевал. Зачастую помогал тем, кто был слабее подготовлен».

Ты у меня одна

В 18 лет решением райисполкома Григория Пуртова назначили секретарём Новотроицкого сельсовета.

«В окружении друзей, ровесников и девчат ходил, показывая, чему тебя научили в детдоме. Проголосные песни распевал на ходу, шапка набекрень».

Тогда же девушку себе выбрал в подружки. Встречались сначала редко, а потом всё чаще и чаще – до самой женитьбы:

Мне весь мир казался садом,

И я рвался в этот сад...

Песню «В саду при долине», которую Григорий исполнял сердцем, да так, что из людей слезу вышибала, в народе так и прозвали – «Пуртовской».

– Бабушка Пелагея Андрияновна была из зажиточной семьи, – рассказывает Татьяна Теренина. – У них в хозяйстве даже «выездные кони» имелись. Те, на которых не работали, а, скажем, в Тюмень ездили. А дедушка, что называется, «ни кола ни двора». Не все тогда их союзу радовались.

Подтверждение этим словам находим в книге воспоминаний.

«Одни одобряли нашу женитьбу, другие говорили, что невеста, во-первых, поспешила – ей 16 лет, а во-вторых, вышла за беспризорника…

Любил я её, боже мой, как любил! Я не садился кушать, пока не навидаюсь с ней, не нацелуюсь, не наношу на руках, и она отвечала мне взаимностью».

– Работал дедушка на совесть, – продолжает тему Татьяна Николаевна. – Одна за другой появлялись в его трудовой книжке записи о поощрении. Поняв в какой-то момент, что знаний в определённых областях ему не хватает, поступил в Казанский филиал Свердловского института, где успешно освоил курсы старших бухгалтеров.

За своё усердие и целеустремлённость зятя зауважала тёща Мария Ивановна.

«Она оказалась настоящим контролёром нашего семейного покоя. – Вникая по-серьёзному в наши пересуды, она предупреждала жену, говоря: «Смотри, Пелагея, разведёшься с Григорием, тебе такого мужа уже не найти». Как опытный наставник-воспитатель, она оказала моей семье огромную пользу. Прожила Мария Ивановна в моей семье до дня моей мобилизации на фронт 30 апреля 1942 года. Я ушёл, а семья – жена, Мария Ивановна, пятеро детей – осталась».

Герой из семейного альбома

Уйдя на фронт в конце апреля, 2,5 месяца спустя их действующий 145-й отдельный пулемётно-артиллерийский батальон попал в окружение. Тогда для Григория Пуртова начался личный ад – он, как и тысячи однополчан, попал в плен к фашистским захватчикам.

«Немцы гоняли нас без пищи и воды, сколько гоняли и не припомнишь. За каждый пустяк расстреливали, и около дороги зачастую лежали убитые с подсолнухом, гнилой картошкой или просто травой в руке. Были случаи: гонят нас, по дороге мчится танк, сворачивает прямо по нам, а сзади остаются не десяток, а более раздавленных и покалеченных. Сколько дней гнали, сколько километров прошли – никто не ведает».

Читать о том, что пришлось пережить родному человеку, Татьяна Теренина без слёз не может. Он молчал об этом долгие десятки лет, доверяя свои мысли, чувства одной лишь бумаге. Но чтобы потомки знали и помнили, как нелегко далось поколению победителей восстановление мира, воспоминания Григория Пуртова его дети и внуки решили сохранить и размножить.

– Эта тетрадь – раритет, хранит не только боль, но и тепло дедушкиных рук, – убеждена Татьяна. – Однако время стирает заветные строчки. Мы решили перенести воспоминания дедушки в электронный вид, а обработанную рукопись раздать подрастающему поколению рода Пуртовых.

От изложенных подробностей истязаний иной раз бьёт дрожь.

«На моих глазах полицай плетью порол молодого пленного только за то, что признал его за еврея. Сначала, как ножом, изрезал на нём рубашку, потом спину. Парень этот лежал на земле без сознания, а полицай всё продолжал хлестать его плетью. Я не выдержал и ушёл. Ребята потом рассказывали – полицай затащил этого парня в воду, дождался, когда тот пришёл в сознание, вытащил обратно на сушу, а там добил до смерти».

При осознании, что взрослый здоровый мужчина за короткое время может исхудать до 41 килограмма и найти в себе силы жить, бороться, берёт гордость.

«И вот опять этап. Немцы с криками: «Шнель!» строят нас по 4 человека в ряд, дают нам хлеб, булку на 8-ых человек. Тяжело было смотреть, как ребята распоряжались полученными в ходе дележа кусочками: один съедал мгновенно, как голодный волчонок, второй – располовинивал, третий – делил на крохи и ел с интервалами. А бывали такие: возьмёт хлеб в руки, посмотрит на него, не поевши, положит в сумку, и так несколько раз».

О силе их духа можно слагать легенды, но слова встают в горле.

«Умирал один пленный, вполне здоровый человек, но заморенный до крайней степени. Я сел около, и пока он помирал, пел ему песню: «Помер бедняга в больнице военной». Пою, а из глаз слёзы. Все ребята, окружившие его, плачут, а я тяну: «Эту солдатскую жизнь постепенно тяжкий недуг доконал». Спазмы прерывают голос, петь не могу, а пленный то потеряет сознание и заговаривается, то придёт в сознание и невнятно произносит: «Жить хочу». Покуда песню допел, бедолага отмучился».

Кто хочет жить, тот верно не умрёт

Проводив своего Гришу на фронт 30 апреля 1942 года, Пелагея Пуртова получила на него похоронку. Сказать, что мир для неё, молодой женщины, померк, это ничего не сказать. От их большой и светлой любви Поле, как называл её муж, остались тогда пятеро деток, которых нужно было поднимать и ставить на ноги. Но судьба распорядилась иначе! О том, что он жив, перенёс много мучений, но всей душой рвётся домой, Григорий Пуртов рассказал своей Поле в стихах, что отправил брату, а тот читал это письмо вслух, на собрании, вызывая в рядах солдаток слёзы и белую зависть:

Не верь, любимая! Я жив!

Хоть шёл на смертный бой,

И всем друзьям моим скажи,

Что вновь вернусь домой.

Свистели пули, смерть вокруг

Была возле меня.

Но не погиб я, милый друг,

От пуль и от огня.

Я не забыл, зачем таить,

Тебя в минуты те.

Сквозь смерть и дым

Глаза твои я видел в темноте.

Они вели меня, я шёл

Вперёд и лишь вперёд.

И верил, тот, кто хочет жить,

Тот верно не умрёт.

И только лишь тогда пути

Не стало для меня,

Когда вперёд не смог идти,

Ослеп я от огня.

Попал я в плен,

В неволе дни теперь свои влачу.

Гляжу я в даль, а там огни,

И я вперёд лечу.

Опять туда: вперёд, вперёд,

Где битв кровавый след.

Поверь, тот верно не умрёт,

Кто был тобой согрет.

Они прожили душа в душу 63 года. По возвращении родили ещё четверых детей. А о любви, что спасла Григория от верной смерти, их дети ещё долго будут рассказывать своим внукам и правнукам.