Пристань радостей и печалей

О муже Антонины Евсеевны, Николае Ивановиче Михальченко, председателе райисполкома, при котором район поменял название и административный центр, переехав из Ларьяка в Нижневартовск, мы рассказывали в одном из майских номеров газеты. Сегодня речь о ней самой. Тем более, что и она оставила свой след в селе, где была заведующей детским садом и заботливой «мамой» здешней малышне.

– Я сибирячка, – говорит Антонина Евсеевна. – Родилась в посёлке Юрга Тюменской области. Мои родители были крестьянами, трудились в колхозе. Осиротела в возрасте семи лет: папа, а за ним и мама умерли в 1934 году. Меня на воспитание взяла тётя. А в придачу ей достались наши корова, овцы и куры. Не сказать, чтобы в новой семье обижали, но и лаской не баловали. Жила, как все дети той поры: училась, помогала по хозяйству. Мои «университеты» закончились семилеткой.

Помню, как началась война. В этот день колхозникам по случаю завершения посевных работ устроили народные гулянья. Народ пел и танцевал под гармошку в красивом бору. И вдруг появился человек на лошади и громко закричал: «Война началась!» Разумеется, какое тут гулянье. Народ побежал по домам. И буквально сразу началась мобилизация. Мужчины покидали посёлок на лошадях и телегах. Слёз было много. Нас, детей и подростков, тут же распределили по колхозам. Мы в основном помогали в поле, а на уборке урожая вязали снопы пшеницы и ржи. Голода у нас не было – всё-таки люди держали огороды, ими и кормились. Конечно, досыта не ели, но и совсем худой жизни нам не досталось. Жили надеждой, что наши солдаты всё равно врага победят. И мы дождались. О победе узнала по радио. Это была такая чёрная тарелка, которая говорила и днём, и ночью. Всю войну мы слушали голос Левитана, затаив дыхание.

Судьбоносная встреча

– А через год в моей жизни случилось знаменательное событие. Я встретила своего мужа Николая Ивановича Михальченко. Тогда у меня уже была специальность – окончила в Свердловске дошкольные курсы и работала там воспитателем в детском саду. В 1946 году приехала в отпуск в родную Юргу. С подружкой пошли в клуб, в котором раньше была церковь. Я помню, как мужики-односельчане с неё кресты и колокола сбрасывали. Это было в то время, когда объявили, что Бога нет. Мы, дети поколения советской власти, в это поверили, и ходили в клуб-церковь за весельем.

Напротив клуба был райисполком. На его крыльце стояли два парня. И главное – в военной форме, в орденах: статные, красивые! Мы с подружкой о чём-то разговаривали, а сами наблюдали краешком глаза… Видим, они нами заинтересовались. Подошли. Так и случилось наше знакомство с Николаем Ивановичем.

Мы дружили всего неделю. Отпуск у меня короткий, пришла пора уезжать, а он говорит: «Давай поженимся!» Я согласилась. Так и получилась наша семья. Муж сначала работал редактором юргинской газеты. Потом его отправили в Тюмень учиться в совпартшколу. После учебы дали направление на Ямал. Я – с ним. К тому моменту у нас родилась старшая дочь.

Мы стали обустраиваться в посёлке Яр-Сале: Николай опять редактором газеты, я, тоже привычно, – в детском саду. Потом мужа перевели в Надым. Жили в районе Обской губы. Вокруг – тундра, бездорожье, холод, ветер, темнота, снег. И ненцы в чумах.

Ненцы – красивый народ: добродушный, улыбчивый. Был у нас Красный чум, выезжали на летнее становище, вели просветительскую работу, рассказывали обо всём, что сами видели и знали, оказывали медицинскую помощь. Я работала в детском саду. Была в составе женсовета. Мы ходили по чумам, учили ненецких женщин простейшим правилам гигиены. Однажды даже баню для них организовали с парилкой. Вот было им удивление!

Всего на Ямале мы десять лет прожили. Но Николаю Ивановичу стало нездоровиться, сказывались боевые раны, их тревожило холодом. Врачи посоветовали сменить климат на более мягкий. Так в 1957 году мы оказались в Ларьяке, он тогда был райцентром. Николай Иванович возглавил районное управление рыболовецких колхозов, которые входили в моторно-рыболовецкую станцию. А меня председатель РОНО Павел Карпович Ситников направил заведующей в Ларьякский детский сад.

Жизнь в Ларьяке

– Ларьяк мне никогда не забыть. Он порой до сих пор снится – столько всего здесь пережито. Прилетели туда в январе, самолёт ухнул прям в сугробы посреди островка на озере. Северное поселение было сплошь из деревянных домов, возле них – перевёрнутые лодки и рыбацкие сети. Многие тропинки вели к берегу реки Вах.

Первый год жили в доме у супругов Григорьевых. Только потом переселились в опустевшую избу рыболовецкой конторы. К тому моменту нас было шестеро: я с мужем, трое детей и свекровь. Попросили местного каменщика, он сложил в избе печку, а мы уже своими силами сделали ремонт. Так и прожили в Ларьяке почти пять лет…

Николай Иванович всё время был на работе. Его вскоре повысили в должности, и он возглавил Ларьякский райисполком. Я тоже трудилась, весь день в заботах. Хозяйство мне досталось непростое. Проблем хватало, особенно в первое время.

Я когда впервые вошла в ограду детсада, обомлела: дров-то нет. А детей избыток – по 27-32 ребёнка в одной группе (их тогда было три, позже пристроили помещение и для четвёртой). В семьях в ту пору по многу детей было.

Сразу к начальству: чем топить? А мне: вас назначили, вот вы и решайте вопрос, не мешайте людям работать. Помню, сижу на кухне, плачу, а мне наш повар тётя Поля Вялкова говорит: иди в лесхоз, там помогут. Там и вправду навстречу пошли. Привезли воз дров. Я снова в слёзы – как с ними справиться? Надо мной смеются. Это потом научилась без слёз решать проблемы и не пугаться трудностей.

Обеспечение детского сада в ту пору оставляло желать лучшего. Вместо кроваток – раскладушки, обшитые брезентом. Они всё время ломались, столяр их ремонтировал. Игрушек и вовсе не было, наши воспитатели сами шили кукол из тряпиц. Головы к ним приделывали фабричные – их продавали в местном магазине. Мы же снабжали туловищем и одевали в платьица. А мальчишки про машинки и знать не знали. Лишь когда я на курсах повышения квалификации в Ханты-Мансийске пожаловалась на отсутствие игрушек, их впервые прислали в Ларьяк. Правда, до этого мы и сами уже прикупили часть. Выкрутились своими силами.

Дело было так: в садике оставалось много отходов с кухни. Тётя Поля и предложила: давайте заведём свиней! Другая работница вызвалась: а я буду за ними ухаживать. Подумали мы недолго и решились – взяли поросят, стали выкармливать. Когда хрюшки выросли, продали мясо в Рыбкоп, а на вырученные деньги накупили всякого добра: и игрушек, и пособия, и всего, что нам в тот момент надо было. Ну а позже удалось ещё попросить их в Ханты-Мансийске.

Очень переживала за ребятишек – и что нечем играть, и что бедненько мы с ними живём. А они были очень хорошие. Просто славные. Спешу утром на работу, они меня видят: Антонина Евсеевна идёт! Хватают, кто до чего дотянется – за рукава, за подол. И прижимаются крепко. Очень ласковые детки были. Долго вспоминала их – ребятишек своих.

Да и люди, с которыми пришлось работать, были надёжные, самые лучшие. Коллектив в садике подобрался очень хороший. В штате полный комплект: воспитатели, няни, повар, прачка, конюх, сторож. Конюх Николай Тюльканов привозил в сад воду с речки. Две бочки её нужно было на день – для кухни и общих нужд.

Катя Мазина работала прачкой, бельё у нас всегда было чистое, в порядке. А какой у неё был славный и послушный сын Володя! Кудрявый такой, улыбчивый. Потом он стал известным поэтом, много стихотворений посвятил Ларьяку.

Повар тётя Поля вкусно и разнообразно готовила. Всё было чин чином, меню составляли: первое, второе, третье, выпечка. Родители много помогали, мы сами целую группу пристроили. Помню, как кирпичи на руках носили с берега – всё на себе. Секретарь райкома Иван Пантелеймонович Сарманов помогал сруб рубить. Хорошая комната получилась для четвёртой группы. Лучшая в садике.

Ещё у нас там была большая круглая голландская печь. Я всегда боялась, чтобы не случился пожар. Поэтому постоянно задерживалась вечером в ожидании сторожа. Непросто всё было. Столько сил и заботы отдано…

Остается добавить, что Антонина Евсеевна и Николай Иванович прожили вместе 58 лет. Конечно, было бы хорошо, если бы и сегодня они коротали старость вместе. Но что поделаешь. Так устроено. Кто-то уходит первым...

Антонина Евсеевна живёт в окружении заботы и тепла своих дочерей и внуков. Говорит, что ей грех жаловаться. Она прожила настоящую жизнь. И всего в ней было в достатке: и печалей, и тревог, и радостей.