«Что-то я снова, как в юности, стал чаще и чаще глядеть в небо…»

– Тайна Юрьевна, как отметили 70-летие Юрия Кылевича в селе?

– В доме-музее прошло несколько мероприятий, например, экскурсия школьников, а накануне юбилейной даты здесь состоялся конкурс чтецов «Поэты земли Югорской». Дети читали произведения своих земляков, но в основном стихи Юрия Кылевича.

– У вас есть любимое стихотворение отца?

– Да, «Разноцветное небо», я почему-то полюбила его с детства. Помню, отец читал это стихотворение, с тех пор оно и запало мне в сердце:

Я живу под цветным небом.

И цвета эти так обычны:

Небо грустное,

Небо нежное,

Полухмурое,

Очень свежее…

– Простите, но я спрошу: что бы вы сказали отцу, если бы он сейчас был с вами?

– Знаете, за время работы в доме-музее у меня накопилось столько вопросов! В первую очередь спросила бы его о творчестве и книгах. Когда их читаю, возникает много вопросов. Читала их раньше и думала: приду к отцу и спрошу у него. Дома же начинались бытовые разговоры, связанные с повседневной жизнью, и я забывала о своём. И так постоянно: то родители на стойбище, то снова домашние беседы. Время уходит, а я думаю: «Не спросила, не спросила…»

– Вы относились к нему как к отцу?

– Естественно. В первую очередь он был для меня отцом. Когда человек находится рядом, нам кажется, что мы всё успеем, что впереди много времени. Он ушёл, и ты понимаешь, что ничего не успела.

– Вы видели проявление уважения к нему со стороны людей? Вы думали: «Да, это мой отец, писатель, к нему идут, как к мудрому человеку»?

– Конечно, всегда чувствовала, что люди идут не просто к соседу. У нас дом никогда не пустовал, через него шёл народ: посоветоваться, попить чаю, поговорить. Он был очень общительным, к отцу ехали люди из разных уголков района и России. В основном, конечно, приезжали специалисты, которые занимались финно-угорскими языками и этнографией, чтобы побывать на стойбищах и пообщаться с их жителями.

– Нынче мы будем отмечать 90-летие нашего района. Какой след оставил Юрий Кылевич в его истории?

– Когда отец был ребёнком, в селе была начальная школа, он учился здесь, а в пятый класс пошёл в Агане. Старшеклассникам приходилось получать аттестат уже в Сургуте. В 1966 году построили среднюю школу в Новоаганске, варьёганские дети стали учиться там при интернате. Так как Юрий Кылевич сам прошёл через интернат, а следом за ним и старшие его дети, он, конечно, знал, как нам трудно без родителей. И отцу тоже было тяжело в разлуке с нами. И вот для того чтобы дети учились в родном селе, он с варьёганскими активистами стал хлопотать о строительстве школы. Отец обивал высокие пороги, надоел своими просьбами. Однажды председатель исполкома взял его за грудки, оторвал от пола и закричал: «Откуда ты такой взялся на мою голову?!» В 1986 году в Варьёгане появилась восьмилетка, мои сёстры учились здесь…

Юрий Кылевич решил показать северным людям, что можно и нужно жить на земле своих предков и вести традиционный уклад. Он прикупил оленей и поселился на стойбище со своей семьёй. Когда пришла пора отдавать внуков в школу, он вновь позаботился о том, чтобы школа пришла к детям.

… Небо также бывает быстрое

Или вовсе неподвижное.

Небо может быть громким,

И совсем-совсем тихим,

И высоким…

– Зачем Юрий Кылевич затеял в селе музей под открытым небом?

– Как он рассказывал, к нему приехал этнограф, чтобы побывать на стойбищах. Однажды они попали на заброшенное стойбище. Этнограф спросил отца: «Что ты чувствуешь, когда находишься в таком месте?» Отец прислушался к себе: «Вспоминаю лю­дей, что здесь жили, их голоса, повадки…» – «Ты это ощущаешь и помнишь. А если бы такое место появилось в твоём селе, куда бы мог прийти лю­бой человек, чтобы послушать голоса предков и посмотреть, как они жили?..»

– В строительстве музея участвовало всё село?

– Да, желающие. В это время работала бригада дорожников, варьёганцы рассказали им о своей заботе – им нужен был транспорт, чтобы перевезти в село избу, которую присмотрел Юрий Кылевич. Так в Варьёгане появился первый экспонат.

… Небо может стать

наилегчайшим

И бесшумным,

Как порханье бабочки.

Небо можно сделать…

– Ваш отец писал только белые стихи?

– Да, стихи он писал в молодости, а став постарше, перешёл на прозу.

– Сколько у него книг?

– Конкретно не скажу, но больше тридцати. Например, «Поговори со мной» имеет семь вариантов на разных языках. А ещё «Ветерок с озера», «Река Аган с притоками», «Нити родства», «Путём хозяйки Агана», «Размышления после Медвежьих Игрищ», «Охота на лебедей», «Азбука оленевода»…

– С вами, детьми, он говорил о жизни?

– Подсказывал, что и как делать. Когда уже лежал больной, сказал: «Будут трудности – читайте мои книги, в них всё написано». И это так. Когда мне бывает трудно, читаю его книгу и нахожу выход из положения. Ведь всё понятно! Его книги очень помогают.

Как-то учила его рассказ «Утро в школе-интернате»: «Встанешь утром, откинешь с окна занавеску, выглянешь в окно, а там синица на скамейке сидит. Всё кругом бело и серо. А грудь у синицы яркая. Сидит и этак важно голову из стороны в сторону поворачивает. Глядишь на неё, и лицо твоё разглаживается, и от тревожного сна, который поднял тебя с постели, остаётся только смутное, неясное, тихо растворяющееся эхо».

– Школа, музей, книги…

– Юрий Кылевич хотел показать молодёжи, что и на стойбище есть своя жизнь. Он подтвердил это своим примером, и молодые жители села потянулись в лес, где стало больше оленей. Тогда Юрий Кылевич понял, что нужна общественная организация для объединения оленеводов, он создал Союз оленеводов-частников.

– В Варьёгане, с кем ни говоришь, признаются в любви к лесной жизни.

– Мы там жили с 1993 по 2003 годы. Когда приезжали в село за продуктами и повидаться с родными, то выдерживали всего дня два-три: всё, тянет в лес. Многие спрашивают: а что там делать? О, утром встанешь и не заметишь, как наступит вечер – в работе и заботе. Отец ходил на охоту, рыбалку и за оленями.

– Когда же он писал?

– Меня об этом не раз спрашивали, и я отвечала, что никогда не видела отца сидящим за столом с задумчивым видом. Он смотрел на оленей и вдруг что-то записывал. Или вот едем на буране, он остановится и царапает на «бардачке», если нет бумаги. Я видела несколько карандашных строк на обласе. Он смотрит на огонь – думает. Записал. Специально за стол не садился, такого не было.

– У Юрия Кылевича четыре дочери. Он вас приучал к мужской работе?

– Это да, мы все любительницы порыбачить и поохотиться!

– Как он относился к вам?

– Такого проявления любви, как обнять и поцеловать, не было никогда, но мы знали, что он нас любит. Это проявлялось в его жестах, во взгляде. Иногда смотрит на меня, вижу лукавинку в его глазах… Мне сейчас хотелось бы узнать, как приглянулся ему этот дом-музей и то, что я работаю здесь. Одобрил бы он? Этого уже никогда не узнаю…

… Другого неба не знаю.

Нет!

Другим оно не бывает.

Нет!

Оно не может стать чем-то другим.

Моё небо цветным-цветное,

Под которым и ты живёшь.